Около 470 кб"Матисс" Иличевского - роман о том, как бывший физик пытается обрести свободу и находит ее, добровольно преображаясь в бомжа.
За этот роман автор стал лауреатом премии "Русский Букер-2007", он прозаик, журналист, сотрудник Радио Свобода. Автору — 37 лет, он родился в Азербайджане, закончил Московский физико-технический институт, работал в США и Израиле, живет в Москве, писать прозу начал в 21 год.
"Матисс" - роман, написанный на материале современной жизни (развороченный быт перестроечной и постперестроечной Москвы, подмосковных городов и поселков, а также - Кавказ, Каспий, Средняя Полоса России и т. д.) с широким охватом человеческих типов и жизненных ситуаций (бомжи, аспиранты, бизнесмены, ученые, проститутки; жители дагестанского села и слепые, работающие в сборочном цехе на телевизионном заводе города Александров; интеллектуалы и впадающие в "кретинизм, бродяги), ну а в качестве главных героев, образы которых выстраивают повествование, - два бомжа и ученый-математик.
В творчестве Иличевского очевидны модернистские тенденции. Даже самые пристрастные критики отмечают стилистическое мастерство Иличевского. Построение образов в его прозе, вне всякого сомнения, — модернистское: именно этой эстетике свойственно пристальное вглядывание в реальность и разложение ее на мельчайшие детали, каждая из которых приобретает самостоятельное значение.
Образец стиля:
Бродяжить было трудно, но увлекательно. Он все время подыскивал новый ракурс, в котором ему было бы интересно вгрызаться в Москву, теперь представшую особенным остросюжетным пространством, каким когда-то было пространство детства — царство помоек и свалок, подвалов, складов, заброшенных локомотивов, пустых цехов, в которых можно было набрать карбиду, украсть огнетушитель, ацетиленовый фонарь, срезать с брошенного компрессора пучок медных тонких трубок, набрать в консервную банку солидола для войлочных поршней воздушных ружей, напиться вдоволь ядреной газировки из автомата: щепоть крупной соли в пол-литровой банке вскипала вместе с рыгающей ниагарой газводы…
Он впивался и гнался за Москвой — она была его левиафаном. Он находил в ней столько увлекательного страха, столько приключенческой жути, извлекаемой при посещении необычайных мест, что порой утром никак не мог сообразить, чем сперва ублажить себя, чем заняться, куда пойти: не то на чердаки Чистого переулка — копаться в рухляди и старых журналах, выискивать, высматривать сквозь слуховые оконца доисторическую мозаику проваленных крыш, ржавых скатов, покосившихся пристроек, ослепительно засыпанных синеватым снегом, не то — пробраться на заброшенные мансарды Архангельского подворья, просеивать противопожарный песок, которым были завалены перекрытия, вылавливать из сита мятые гильзы, довоенные монеты, серьгу — серебряную дужку с оправленною капелькой граната, — все, что ссыпалось из карманов постиранных блузок, рубашек, брюк, гимнастерок, вывешенных на просушку, снятых с тел, уже истлевших; не то — рвануть на Поклонку, в Матвеевский лес, пробраться по пояс в снегу лесистым оврагом к первому пятиметровому забору сталинской дачи, барахтаясь, откопать низенькую собачью калитку, скинуть обломком ножовки крючок, порвать джинсы о гвоздь, взойти в зону отчуждения, прилегавшую к цековской больнице, оглядеться поверх расчищенных ни для кого дорожек, поверх еще одного забора, набегающего вдали под вилообразными и корабельными пагодами сосен, войти в параллелепипед оранжереи, в жаркий оранжерейный город, полный стекла, света, пахучих дебрей, плетей с колючими мохнатыми огурцами, свежевыкрашенных отопительных змеевиков, увенчанных белыми солнцами манометров, и мшистых вазонов, хранящих корневища мандаринов, лимонов, лаймов, луковицы мохнатых георгинов, сильных гладиолусов, лилий, путаницу корявых обрезков виноградных лоз, из мускулистых расселин которых взлетала, ветвилась разносортица крапчатых дурманных орхидей; погулять среди вспышки лета, разглядеть бабочку, проснувшуюся в оттепельный зной и теперь гипнотически раскрывающую и смыкающую крылышки, посидеть в горячем от стеклянного солнца седле культиватора, упасть на колени, когда сторож появится в проеме, ползком обойти его к выходу — и пулей прошить сугробы, калитку, овраг.
Вердикт: Известный критик Андрей Немзер определил все произведения Иличевского как “вычурную меланхоличную прозу”, автор которой громоздит деталь на деталь, потому что ему, по сути дела, нечего сказать. Может быть и так.
Но для меня после "Ай Петри" действительно, было разочарованием читать такой роман. Да и критики отмечают недостаточную прописанность персонажей Иличевского, да и раскрытие темы не блещет, ни интриги, ни особой философии, ни попаданий в "яблочко". Наиболее яркая черта “Матисса” - доминирование изображения над действием. Читать трудно, роман явно для критиков. Так что на любителя.
0 комментов:
Отправить комментарий