Около 120 кб.Детство, юность провел в маленьком городишке на Урале, отрочество - в Перми. Служил в армии, побывал в тюрьме, окончил Омский медицинский институт. Член союза Российских писателей.
Несомненное достоинство Петровича как писателя - его восторженное внимание к виртуозной устной речи. Его слух настроен на яркую фразу, а память натренирована на ее точную фиксацию. Литературный язык Петровича густо замешан на словесной импровизации, которая подчас при ее переносе на бумагу теряет вкус, превращается в 'осетрину второй свежести'. Но только не у Петровича. Он создает на страницах своих литературных такую языковую атмосферу времени и места, что ты попадаешь в зону прямого попадания удачного сказанного слова, которое уместно только здесь и сейчас. (Вячеслав Суриков)
Образец стиля:
Первый день дежурства прошел сносно, доктор даже улегся пораньше, зная наверняка, что все равно не уснуть (мы уже упоминали, что спать впрок доктор не умел), но тем не менее он пытался вздремнуть, ворочался, решил считать до тысячи, но не успел дойти и до сотни, как застучали в окно. В жителях села Балдеево замечательно уживались два таких несовместимых, казалось бы, понятия, как вежливость и беспардонность. С одной стороны вроде бы постеснялись зайти в дом и натоптать грязными сапожищами, что похвально, с другой стороны стучали так, что тряслась и ходила ходуном оконная рама. Так требовательно стучали в свое время чекисты, подъехавшие ночью на "воронке" за очередной жертвой. "Доведут до сердечной аритмии, хамы, -- возмущался доктор, -- стучат, как будто по голове кувалдой бьют". Его можно было понять: нет, чтобы пойти в больницу, сообщить фельдшеру, а уж тот позвонил бы, проконсультировался по телефону, так ведь прутся, как к себе домой. Вызов оказался ложный, вернее, не требующий медицинской помощи. Скотник Маслов -- семейный изувер, жена -- ситуационно обусловленная истеричка. Лежала на полу, сделалась как бы без чувств, хитро подглядывая за реакцией мужа. Доктор измерил давление, зная прекрасно причину вызова: скандал, упала чуть раньше, чем муж успел пригладить ее между глаз. "И правильно сделала", -- одобрил он действия супруги этого домостроевца, набирая в щприц кордиамин. Доктор был хорошо осведомлен о фармакодинамике препарата, -- фармакологию ему преподавал в институте сам Закс Александр Семенович, а у профессора было так: либо ты выучишь предмет назубок, либо не получишь диплом. Третьего было не дано. Знал доктор, что многих вводит в заблуждение название лекарства потому, что "cor" по латыни -- это сердце. На самом же деле, будучи обыкновенным дыхательным аналептиком, препарат прямого действия на сердечную мышцу не оказывает, об этом же и профессор Машковский в его книге "Лекарственные средства" пишет, и, тем не менее, Solutio Cordiamini Петрович применял широко. Применял, будучи уверенным, что девяносто девять процентов заболевших, если, конечно, не требовалось хирургического вмешательства, прекрасно обошлись бы и выздоровели без кордиаминов, витаминов, без вредных, с точки зрения западных медиков банок, вызывающих нежелательные, абсолютно ненужные разрывы капилляров; знал, но назначал. Нельзя же покинуть больного, не создав иллюзии оказания ему неотложной медицинской помощи. Витамины группы "Б" широко применялись им для "лечения" ипохондриков, любящих поболеть, что-то же нужно ввести этим плаксам; кордиамин назначался истеричкам -- препарат очень болезнен, а потому лучше прекратить истерику, чем переносить физическую боль и желваки под кожей после укола; раствор магнезии внутримышечно -- пролонгированный взрыв гранаты в ягодичной мышце прописывался коммунистам и другим особо отличившимся подлецам. Дозировка болезненного препарата была прямо пропорциональна степени паскудства пациента. Бабке Урванцевой, строчившей по ночам в тридцать седьмом доносы на односельчан, после чего многие из них исчезли бесследно и навсегда, кроме магнезии назначался еще и прозерин -- страшно болючий раствор, прописанный старой гадине якобы для улучшения мышечной сократимости слабого старушечьего мочевого пузыря. Дамочкам, пытавшимся затащить холостого доктора в постельку, а таких было множество (к сведению непосвященных: в деревнях блудниц поболе, чем в городе будет), инъекции не назначались вообще. Им выставлялся диагноз несуществующей в мире болезни: "вегетососудистая дистония" с последующим назначением легких физиопроцедур, главной из которых являлся массаж, производимый доктором лично. Доктор во время обоюдно приятной процедуры отбирал из большого количества претенденток наиболее аппетитных, а уже потом назначал им свидание. Это занятие как-то скрашивало существование и давало силы для общения с мерзавцами. Доктор в разговоре с коллегами, рассказывая о пациентах, так и говорил: "А вот мои мерзавцы..."
Вердикт: Самобытная проза. Очень сочно, живо и затягивает - начинаешь и уже не можешь оторваться. Читается с удовольствием.
Несомненное достоинство Петровича как писателя - его восторженное внимание к виртуозной устной речи. Его слух настроен на яркую фразу, а память натренирована на ее точную фиксацию. Литературный язык Петровича густо замешан на словесной импровизации, которая подчас при ее переносе на бумагу теряет вкус, превращается в 'осетрину второй свежести'. Но только не у Петровича. Он создает на страницах своих литературных такую языковую атмосферу времени и места, что ты попадаешь в зону прямого попадания удачного сказанного слова, которое уместно только здесь и сейчас. (Вячеслав Суриков)
Образец стиля:
Первый день дежурства прошел сносно, доктор даже улегся пораньше, зная наверняка, что все равно не уснуть (мы уже упоминали, что спать впрок доктор не умел), но тем не менее он пытался вздремнуть, ворочался, решил считать до тысячи, но не успел дойти и до сотни, как застучали в окно. В жителях села Балдеево замечательно уживались два таких несовместимых, казалось бы, понятия, как вежливость и беспардонность. С одной стороны вроде бы постеснялись зайти в дом и натоптать грязными сапожищами, что похвально, с другой стороны стучали так, что тряслась и ходила ходуном оконная рама. Так требовательно стучали в свое время чекисты, подъехавшие ночью на "воронке" за очередной жертвой. "Доведут до сердечной аритмии, хамы, -- возмущался доктор, -- стучат, как будто по голове кувалдой бьют". Его можно было понять: нет, чтобы пойти в больницу, сообщить фельдшеру, а уж тот позвонил бы, проконсультировался по телефону, так ведь прутся, как к себе домой. Вызов оказался ложный, вернее, не требующий медицинской помощи. Скотник Маслов -- семейный изувер, жена -- ситуационно обусловленная истеричка. Лежала на полу, сделалась как бы без чувств, хитро подглядывая за реакцией мужа. Доктор измерил давление, зная прекрасно причину вызова: скандал, упала чуть раньше, чем муж успел пригладить ее между глаз. "И правильно сделала", -- одобрил он действия супруги этого домостроевца, набирая в щприц кордиамин. Доктор был хорошо осведомлен о фармакодинамике препарата, -- фармакологию ему преподавал в институте сам Закс Александр Семенович, а у профессора было так: либо ты выучишь предмет назубок, либо не получишь диплом. Третьего было не дано. Знал доктор, что многих вводит в заблуждение название лекарства потому, что "cor" по латыни -- это сердце. На самом же деле, будучи обыкновенным дыхательным аналептиком, препарат прямого действия на сердечную мышцу не оказывает, об этом же и профессор Машковский в его книге "Лекарственные средства" пишет, и, тем не менее, Solutio Cordiamini Петрович применял широко. Применял, будучи уверенным, что девяносто девять процентов заболевших, если, конечно, не требовалось хирургического вмешательства, прекрасно обошлись бы и выздоровели без кордиаминов, витаминов, без вредных, с точки зрения западных медиков банок, вызывающих нежелательные, абсолютно ненужные разрывы капилляров; знал, но назначал. Нельзя же покинуть больного, не создав иллюзии оказания ему неотложной медицинской помощи. Витамины группы "Б" широко применялись им для "лечения" ипохондриков, любящих поболеть, что-то же нужно ввести этим плаксам; кордиамин назначался истеричкам -- препарат очень болезнен, а потому лучше прекратить истерику, чем переносить физическую боль и желваки под кожей после укола; раствор магнезии внутримышечно -- пролонгированный взрыв гранаты в ягодичной мышце прописывался коммунистам и другим особо отличившимся подлецам. Дозировка болезненного препарата была прямо пропорциональна степени паскудства пациента. Бабке Урванцевой, строчившей по ночам в тридцать седьмом доносы на односельчан, после чего многие из них исчезли бесследно и навсегда, кроме магнезии назначался еще и прозерин -- страшно болючий раствор, прописанный старой гадине якобы для улучшения мышечной сократимости слабого старушечьего мочевого пузыря. Дамочкам, пытавшимся затащить холостого доктора в постельку, а таких было множество (к сведению непосвященных: в деревнях блудниц поболе, чем в городе будет), инъекции не назначались вообще. Им выставлялся диагноз несуществующей в мире болезни: "вегетососудистая дистония" с последующим назначением легких физиопроцедур, главной из которых являлся массаж, производимый доктором лично. Доктор во время обоюдно приятной процедуры отбирал из большого количества претенденток наиболее аппетитных, а уже потом назначал им свидание. Это занятие как-то скрашивало существование и давало силы для общения с мерзавцами. Доктор в разговоре с коллегами, рассказывая о пациентах, так и говорил: "А вот мои мерзавцы..."
Вердикт: Самобытная проза. Очень сочно, живо и затягивает - начинаешь и уже не можешь оторваться. Читается с удовольствием.
0 комментов:
Отправить комментарий