Козлов "Школа"(2003 г., примерно 300 кб)
Елена Стафьева резонно критикует:
Как сделана эта книга? Все описания подчеркнуто грубы и примитивны: драки, пьянки, ссоры, секс, куртки-аляски и банки с вареньем. Все образы подчеркнуто антипсихологичны: взрослые и подростки мало чем отличаются друг от друга и от банок с вареньем. Все повествование подчеркнуто бессюжетно: "пьют, бьют и сдают посуду". Итак, главные козыри - фактура и подлинность, все эти "кентуются", "лахают" и "доколупываются".
И что же приготавливается по такому рецепту? Вы будете смеяться, но - "русский Сэлинджер". Ни больше, ни меньше. То есть вот так - от первого лица, сухо, с нарочито нейтральной интонацией - описываются свинцовые мерзости позднесоветской жизни вообще и города Могилева в частности. Ну а помимо этого Владимир Козлов написал свой роман "Школа" еще и о безысходности человеческого существования в этом мире, о его глубоком трагизме и неразрешимых противоречиях. Даже подозреваю, что об этом - в первую очередь. Правда, если присмотреться, то главный авторский козырь - фактура - выглядит крайне сомнительно. В самом деле, куртки-аляски, штаны-слаксы, ботинки-"саламандеры", группы "Мираж" и "Кино" сами по себе не бог весть что такое. Да и в совокупности на "очерки бурсы" явно не тянут. Потому что вопреки убеждению многих современных авторов фактура - это вовсе не механическое нагромождение названных своими историческими именами вещей, запомнившихся словечек и осевших в памяти подробностей быта. Это - сложные отношения между ними, которые позволяют воссоздать время и многослойность вещного мира. Да и подлинность - это вовсе не монотонность в соединении с "я опять берусь за свои херовины" и "видны длинные голубые "репетузы". Это - торжество принципа "лучших слов в наилучшем порядке", когда никакие "херовины" не торчат и никакие "репетузы" не вылазят.
А то, что есть в романе, - это квазиподлинность и псевдофактура. Вряд ли с такими жалкими средствами можно рассчитывать на безысходность, трагизм и противоречия. Максимум - на несколько восторженных похвал легковерных критиков. Так как в итоге у Владимира Козлова получился очень современный продукт под названием симулякр.
Образец стиля: Районо не разрешило на выпускном пить водку и вино. Можно только шампанское, и то строго по бокалу на человека.
Я, Антонов, Князева и Бочарович хотели раскрутить Классную, но она уперлась. Вы, типа, уйдете из школы - и все, а нам здесь еще работать и работать.
Тогда мы скинулись на три пузыря портвейна. Предлагали и Сухим, но эти, само собой, отказались.
Первый раз бухаем в мужском туалете на первом этаже - пузырь на четверых, из горла. Я и Антонов суем два других пузыря под пиджаки и берем с собой в столовую.
Там за одним столом - наш класс и "а", за вторым - учителя и родоки. На столах - торты, шампанское и лимонад.
Вердикт: описанная категория людей, живших как животные (выпить/курнуть/потрахаться) были, но их было меньшинство. Ностальгирующим лучше читать "Варшаву" В. Козлова
И что же приготавливается по такому рецепту? Вы будете смеяться, но - "русский Сэлинджер". Ни больше, ни меньше. То есть вот так - от первого лица, сухо, с нарочито нейтральной интонацией - описываются свинцовые мерзости позднесоветской жизни вообще и города Могилева в частности. Ну а помимо этого Владимир Козлов написал свой роман "Школа" еще и о безысходности человеческого существования в этом мире, о его глубоком трагизме и неразрешимых противоречиях. Даже подозреваю, что об этом - в первую очередь. Правда, если присмотреться, то главный авторский козырь - фактура - выглядит крайне сомнительно. В самом деле, куртки-аляски, штаны-слаксы, ботинки-"саламандеры", группы "Мираж" и "Кино" сами по себе не бог весть что такое. Да и в совокупности на "очерки бурсы" явно не тянут. Потому что вопреки убеждению многих современных авторов фактура - это вовсе не механическое нагромождение названных своими историческими именами вещей, запомнившихся словечек и осевших в памяти подробностей быта. Это - сложные отношения между ними, которые позволяют воссоздать время и многослойность вещного мира. Да и подлинность - это вовсе не монотонность в соединении с "я опять берусь за свои херовины" и "видны длинные голубые "репетузы". Это - торжество принципа "лучших слов в наилучшем порядке", когда никакие "херовины" не торчат и никакие "репетузы" не вылазят.
А то, что есть в романе, - это квазиподлинность и псевдофактура. Вряд ли с такими жалкими средствами можно рассчитывать на безысходность, трагизм и противоречия. Максимум - на несколько восторженных похвал легковерных критиков. Так как в итоге у Владимира Козлова получился очень современный продукт под названием симулякр.
Образец стиля: Районо не разрешило на выпускном пить водку и вино. Можно только шампанское, и то строго по бокалу на человека.
Я, Антонов, Князева и Бочарович хотели раскрутить Классную, но она уперлась. Вы, типа, уйдете из школы - и все, а нам здесь еще работать и работать.
Тогда мы скинулись на три пузыря портвейна. Предлагали и Сухим, но эти, само собой, отказались.
Первый раз бухаем в мужском туалете на первом этаже - пузырь на четверых, из горла. Я и Антонов суем два других пузыря под пиджаки и берем с собой в столовую.
Там за одним столом - наш класс и "а", за вторым - учителя и родоки. На столах - торты, шампанское и лимонад.
Вердикт: описанная категория людей, живших как животные (выпить/курнуть/потрахаться) были, но их было меньшинство. Ностальгирующим лучше читать "Варшаву" В. Козлова
0 комментов:
Отправить комментарий